Ночей разрывы, склоки дня. Бокалов бой ревет звеня. Сквозь смех и слезы города
Венчают пары в никогда.
Отсчет, забыты строки, возглас. Зажаты уши – кровь течет из глаз. Вот звон, за ним другой, и понеслось. Война, вот что тогда стряслось.
– — —
Я мог конечно написать про Мило. Фальшиво. С кучей ерунды. О том как придает все это силы. И розовых соплей белиберды.
Но напишу совсем другое – Тоска, печаль и некрасиво. Ах, жаждете совсем иное?
Не забывайтесь, право слово.
Чертовка жизнь вам не дарует света, В болото окунет из гнева и страстей. В общение, где хотят «омлета», И пропивать бессчетное количество ночей.
– — —
Я запускаю руки в прядь волос. Я в тишине, но слышу голос
Той незабвенной, что внутри груди. Что далека, и не скрестить пути.
В забвении – страх, осколок лжи. И не бежать уже во ржи, Не улыбаться вечным днем. Все будет? А когда? Потом?
В объятья смерти хочется упасть. И победить, и не пропасть. Но холод затыкает дверь на вход. Молчанье… Крик.. Другой полет.
Взрыв звуков разрезает темноту. На выбор – краски или черноту
Мне принести другим мирам, Но крик мольбы – чужим Богам.
Запутан жанр, строки вялы. Каскадом строф – как кровью, алым. И путь оборван – нити врозь. Дышать? Любить? Но не пришлось…
– — —
Пуля собрала висок к виску. Счастье – наперед. Назад – тоску. Бокал – разбит, желанья – мрачны. И мысли в голове неоднозначны.
Рука сжимает нить клинка, Что огласит округу мерзким криком. Душа желает светлого пинка. Разрез, падение, сердце всхлипом.
Течение капель по руке. Весь пол заляпан красной жижей. Душа на волю – в лодке по реке
Дорогой в Ад, и сорваны все крыши.
Тоска… Минута.. Вызов.. Миг.. Я был другим, я не привык. Бросать других на пики дней. Не торговал душей своей.
А нынче – похоть, кровь, порок. Для всех чертей – превольный уголок. Круги по счету, девять в два. Осталась дверь всего одна.
– — —
Ночей бессонных и дурман
Не заменить мне келью мрачной. Я говорил, что свят? Все – ложь, обман. Не променяю яркой жизни злачной.
– — —
Знаете почему мужчины не плачут?
Потому что у нас внутри все иначе…
Мы лучше запрем все в груди. И скажем тихо, нежно – прости.
Бывают конечно иные варианты, О них не будем, они тупы де факто. Мы лучше рассмотрим мужчин, А не похожих на них козлов-скотин.
Сколько раз вы бились о камни?
О задержку дыханья и взгляд?
Сколько жаждали наказания, Получая молчания яд?
Сколько ждали, что вот, он взорвется. Вот прорвется его тленный гнев. Неужели вам так неймется?
Попасть в листы на отсев?
На отсев кто не жаждал объятий, Кто забыл насколько нужны. Ведь мы живы без всякий распятий, Когда дома родные княжны.
Нам не нужно ни горя, ни злата. Нам нужна яркость любящих глаз. И на веки – рассветы, закаты, Лишь для тех кто отдаст сей алмаз.
А огранка когда снизойдет?
Когда в серую, мрачную пору
Вы прижметесь, даруя полет, Позабыв про кровавую ссору.
Если сможем, то мы не заплачем, Пополняя седые ряды. Мы не можем, поверьте, иначе. Если можем – внутри мы мертвы.
– — —
Сегодня все произойдет. Сегодня он, а может я? Уйдет. Наточены клинки, доспехи еще целы. И лужи крови нету по колени.
Нет слез утраты и потери. Он молчалив, наполнен веры. Я же в шуме разных лиц. Какую маску вырвать из границ?
Убийцы? Лекаря? Плебея?
Опять на битву сожалея
Мне отправляться по утру. Пора. Пора заканчивать игру.
Один удар – всего лишь вывих. Не отступил, но все-таки притих. Еще – разбит висок, и капли жизни
Стекают вниз по новой тризне.
Повержен, пульс летит к прямой. Знакомое лицо… Силач какой. И кто же вышел на меня?
Пестреет маска, а под нею – я.
– — —
Смотри. Мне осталось до края немного. Девять стуков внутри и начнется полет. Моя жизнь как дыханье немого – Слишком мало прощает, слишком много дает.
И затерты опять руки в кровь. И уныние рвет из груди. И нехватка спасительных слов – На душе вновь чужие следы.
И победа уже далека, А падение мчится под счет. Ты была когда-то близка. Близок праздник – для демонов слет.
Кровь из глаз, как живая вода, Очищает, что было и будет. Я чернел до конца иногда, Но далек кто правдиво осудит.
– — —
Вчера около полудня.
Ты заставляешь мое сердце биться. Души тоска проходит. Чувствую – парю. Глоток очередной – никак мне не напиться. Огонь внутри улыбками дарю.
Да, мне надоело ездить в храмы
На склонах гор под кровлей из ветвей. Желает разум новой яркой драмы, А тело – хруст ломаемых костей.
И вопреки навязанных гармоний
Я сочетаю крылья и хвосты. И заменяю наркотических агоний
На шум из слов, на ладан, на кресты.
Вы, те что не закончили игру. Кто разукрасил свое эго красным. Убив его – лишь позабавил детвору, Но не оставил свое сердце грязным.
Забудьте строки о вражде и горе. Отриньте страх, откройтесь небесам. Идите разделяя словом море, И выводите тех кто дорог вам.
– — —
Зеленым покрывалом горизонт. На небесах давно искра затлела. Я раскрываю, следом закрываю зонт —
Земля влажна, под тучами уж млела.
Оставил дома пачку сигарет, Кофейник хладный, чашки половину
И незаконченный, в карандаше, портрет – Обрывки яркого, что придавало в прошлом силу.
Еще две нити – надежда, да любовь. Горшок пустующий с цветами. А вера там, где чуждо много слов. Где мир не разделен внутри мирами.
Клинок из света перезвоном нот
На поясе висит и ржи не знает время. Наступит миг, возможно только год. Когда закончит он чужое бремя.
Но до тех пор, хранить молчание ему. И отдавать дыхание только сердцу моему. И ждать. И ждать когда пробьют в часы. По коням, Лорды, рыть могилы под кресты.
– — —
Я мог вырвать сердце, когда хотел, Мог спустить курок без сожаления, Не прося потом у кого-то прощения, Задыхаясь любил. Загораясь – горел.
Рвал осколками души, питал идиллию, Каждой ночью сквозь строки мчал. Каждой ночью во сне кричал, Предаваясь другому насилию.
Кровью алой, чернилами черными
Выводил на руке своей боль. Убежала в ночь моя Ассоль.
Паруса алые рвали лентами.
Я греховен, пускай, я вода и огонь. Я навеки прощен, но не знаю прощения. Я навеки влюблен, но не вижу решения. Я совсем одинок, но меня ты не тронь.
– — —
Темнишь и врешь себе в тот час, Когда не видишь больше вместе нас. Когда рука дрожит, сжимая сигарету. Когда забыты ночи, в прошлом лето.
Темны зрачки, вино сухим глотком
Пронзает все нутро, струна – смычком, Повержена опять ее нестойкость. Она дрожит, предчувствуя влюбленность.
Мир охладел к своим Богам. Сквозь гнев и ярость позабыли годы, Когда не падали к ногам дарам, Когда не ощущали смерти своды.
Я помню, помню все и вот сейчас, Когда власть тела так бессильна, Молю тебя мой Бог – забудь про нас. Пока не заживем мы снова мирно.
– — —
Пергамента поток извит словами, И чередою мыслей ниспадает лист. Душа чиста, наполнена делами, Где цель всегда оправдывает риск.
Свет за окном цветет и меркнет – Из перезвона нот наполнен он, Из перехода строф. И зла, насилия – нет. А есть мечта и дым, и сон.
И вой, и крик, и рвать нутро бессильно. Передавать любовь из пальцев в пальцы, и глаза
Пустые вновь, подвержены унынию. И каплей крови вниз стекла слеза.
– — —
И снова ни строчки, ни крика, ни вздоха. Молчания яд разливается в пальцах. Душа разрывается – задыхается кроха, Тесьмою – на фото, слезы – в сердцах.
Опять заветы – сотни лет назад. Клинки и тишина – подруги власти. Хотим дождя, но получаем град. Град из орудий высшей страсти.
И снова – кровь, и снова – боль и стоны. Рука просящего отрублена кивком. И города поделены на зоны. Погибла святость – сорвана рывком.
Но только бури не способны победить. Им не дано Богами право затмевать
Души порывы, духа – не убить. Один лишь страх, да плоть порвать.
– — —
Во благе света нет покоя мне, А тьма навеки лишь веселье и потеха. Посередине быть? Со льдом в огне?
Слезой в глазах под взрывом смеха?
Но облику себя лжецом, глупцом, Коли скажу что не известен путь. Черта простых – сверкнуть словцом, Моя дорога – выгнать с крови ртуть.
Гори огнем, морями одари прохладой. Где слезы – свет улыбками неси. Будь для людей стеной, усладой. И не проси взамен, ни капли не проси.
– — —
Дешевые улыбки, тени, фонари. Витрины как пейзажи из оберток. Превозноси, дыши, кори, Но тебе нужен новый сверток.
И деньги, как потоки из воды, Круговорот исправно совершают. Стараюсь вновь свести мосты, Что жизнь и смерть соединяют.
Кресты на выход, на износ, Мольбы несчастных принимают. Молчат, и на твое стряслось,
Свечами жертву собирают.